Колымские истории
Купола
Гость города, прочитав заголовок, спросит: «Какие купола? Купол ведь один». Сейчас остался один, но изначально их было три. Расскажу о них, что мне известно.
В 1980 году наша семья въехала в новую квартиру на улице Болдырева, из окон которой открывался прекрасный вид на Марчеканскую сопку. Позже через дорогу построили дом выше нашего и квартира утратила это важное преимущество.
Во второй половине 80-х как-то сразу купола появились на самой вершине сопки и чуть правее. Событие это вызвало большой интерес среди друзей во дворе и школе, но в детстве мы никогда туда не поднимались, а походы на Марчеканскую сопку, организованную классным руководителем и просто с друзьями, заканчивались на ее середине, чуть выше сегодняшнего расположения качелей. Там была большая безлесная площадка, теперь сильно заросшая.
У производителя купола носили название «шалаш», сами конструкции из стеклопластика, выполняют погодозащитную функцию. Левый назывался «Высотомер», правый «П34» и, самый большой, в полукилометре от них, «Оборона».
Первый раз я дошел до самого верха Марчеканки в 1992 году на практике в учебном маршруте, будучи студентом-геологом Магаданского политехникума (группа ГПР-67). Вообще, учеба на геолога и учебные практики – это отдельная тема для толстой книги, только скажу, что багаж жизненных навыков, количество умений и впечатлений в профессии геолога один из самых богатых, и если молодой читатель хочет учиться без скуки, то очень рекомендую.
Группа ГПР-67 Магаданского политехникума в учебном маршруте в бухте Гертера. 1992 год.
Вблизи масштабы сооружений впечатляли, хоть близко к ним, а тем более внутрь, мы не попали. Два офицера, которые остановили нас метрах в двухстах от малых куполов, не грубили, не прогоняли, но, расспросив, кто мы и зачем пришли, дальше не пустили, ни о какой экскурсии можно было и не заикаться. В качестве мотивации между делом заметили, что если не поторопимся, то останемся в будущем без детей. Эта страшилка бытовала и в городе, забегая вперед скажу, что она была одним из немногих способов держать подальше любопытных, поскольку никакой ограды вокруг воинской части никогда не было. Охрана осуществлялась только личным составом.
Оба купола и каменная часть казармы.
Справа — пункт управления с остатками фундамента пункта наблюдения и выше — дизельная. Опора ЛЭП от трансформатора сломана в результате метели, случившейся зимой 1995 года. Полностью ЛЭП от дороги до вершины была утилизирована при ликвидации части, сейчас местами остались лишь её железобетонные опоры.
Купола. 2003 год.
В следующий раз я оказался на куполах в 1994 году, когда служил срочную в Армии. В часть ПВО № 03222, рота «Магадан» я был переведен после половины срока службы в других частях в Приморье и на Камчатке. Прилетев в Магадан, я имел на руках документ о переводе без указания адреса. Примерное место поиска части мне подсказали только в нашем военкомате и звучало это как «где-то на Старой Веселой». Таким образом, я до последнего не знал, где буду дослуживать, и то, что это будут сооружения, которые с детства были у меня перед глазами, стало большим сюрпризом. В 1994 году на Старую Веселую еще ходили рейсовые автобусы. На «двойке» доехал до предпоследней остановки. Там, на территории недавно расформированной ракетной части была одна наша казарма и жилые офицерские деревянные дома. В казарме в одиночестве служил срочник-водитель военного бортового «Урала», который возил смены непосредственно на сопку. Выведав у него все что можно о предстоящей службе, на следующий день я с офицерами и контрактниками-сержантами поднялся в часть. У нас так и называлось: прийти в часть – «подняться», уйти – «спуститься», что и понятно.
Дорога сохранилась до сих пор и, чтобы сейчас проехать по ней, не то что грузовику, а мотоциклисту местами приходится продираться через заросли, но тогда она была ровной, широкой, без кустарника по обочинам, и по всей ее протяженности открывались бесподобные картины магаданских окрестностей.
План части
Надо сказать, что мой призыв осени 1993 года проходил в авральном режиме, когда после нескольких лет демократии законодатели в либеральном угаре сократили срок службы срочников без изменения структуры Вооруженных Сил. В результате сформировался такой дефицит солдат, что для того, чтобы покрыть его, последние курсы учащихся политехникума ускоренно, на полгода раньше, подготовили к диплому, дали защитить его и мы, буквально через несколько дней, пошли в Армию готовыми специалистами.
Мы на фоне Магадана между двух куполов. 1995 год.
Наверху, как оказалось, постоянно живущих и таких же срочников как я, было восемь человек, все моего призыва, двое даже прибыли из учебной части в селе Раздольное Приморского края, где и я начинал службу. А их встречал в свое время вообще один солдат, да и то служивший больше положенного срока. После муравейника приморской учебки и большой камчатской части со своей иерархией и сложными взаимоотношениями, мне такой численный состав был непривычен. Тогда я впервые подумал, что мне повезло с местом службы.
Вездеходчик Алексей, связист Серега, дизелист Саня, контрактник, водитель Лёха, автор у входа в казарму. 2004 год.
Укрепился в этой мысли я в первый же день службы. Командир, построив личный состав на развод, демонстративно назначил мне наряд вне очереди – копать новый туалет за недостаточно подтянутый внешний вид (потом ребята сошлись во мнении, что сделал он это для профилактики, чтобы новичок знал «кто в доме хозяин», да и повод нашелся).
Согласен, для первого дня на разводе можно было бы и застегнуть последнюю пуговицу на воротнике афганки, а ремень затянуть потуже, а не ослабить его до состояния «пряжкой по коленкам», но все равно было неожиданно. Повод этот был совершенно несвойственен месту, где мне предстояло служить, поскольку такую смесь еще старой формы «ПэШа», рабочих штанов от комплектов офицерской одежды, бушлатов, афганок разной степени заношенности, стеганых курток и других экземпляров одежды и обуви на нас, солдатах, пришлось бы поискать.
Часть была рабочей от начала до конца и совершенно непарадной, а служба – не рутинной. Каждый день мы могли только предполагать, какая работа нас ждет завтра, поскольку кроме боевого дежурства, техобслуживания военного оборудования, поддержания быта, обязательно случались события, требующие немедленного внеочередного исполнения, распорядок дня был очень условным.
На месте нового туалета увидел снятый дерн и несколько лопат выкинутой земли. Фронт работ был понятен и я начал копать. Копать пришлось недолго, через полчаса подошел дизелист Саня, чему-то удивился, позвал меня пить чай, но я отказался, чтобы не усугублять ситуацию. Пока я работал, он мне рассказывал о жизни в части. Потом подошел кодировщик Игорь, тоже удивился, посоветовал заканчивать и присоединился к беседе.
В общем, через два часа вся рота была со мной, причем каждый призывал заканчивать «ерунду» и идти пить чай, но я, пока не углубился на три штыка лопаты по всей площади будущего туалета, уйти не рискнул. Сержант Алексей, как непосредственный командир, убедил меня в том, что наряд отработан и объяснил, что то, что я принял за разметку туалета – это результат работы всей роты на протяжении последнего полугода и мое усердие бросает тень на их «непомерные» усилия. Я понял, чему удивлялись все подходившие к нам, и мои тревоги относительно дальнейшей службы полностью рассеялись.
Личный состав в/ч 03222. 1994 год.
Я попал в часть без «неустава», где все равны, в дружескую атмосферу. Это же относилось и к офицерскому составу. Несмотря на трудности, служба на «точке» (удаленной от цивилизации армейской части) в роте «Магадан» – это лучшее время моей жизни и я благодарен судьбе за то, что оказался там.
Больше до конца службы мы к постройке туалета ни разу не возвращались, строительство это выступало скорее в качестве элемента наказания, а не необходимости.
Быт наш был спартанский, но достаточно комфортный. Хорошая казарма, чистая и теплая – деревянный барак, сгорела в 2007 году. Состояла она из каменной части: кочегарки, продовольственного склада и кухни, которые остались до сих пор и простоят еще, наверное, долго. Далее столовая, сушилка, умывальник, оружейная комната, две комнаты отдыха офицеров, комната кодировщика, солдатская спальня, красный уголок с телевизором и «темнушкой» – проявочной комнатой для фото- и кинопленок (по военной специфике).
Воду зимой набирали из двух бочек, которые стояли в умывальнике. Туда постоянно носили снег, который потихоньку таял и этого было достаточно.
Остатки умывальника. Справа заросшая площадка – плац. 2022 год.
Сейчас это никому и в голову не придет, а прямо перед казармой вся ровная площадка до небольшого спуска – это плац, по которому мы пару раз маршировали под самими же исполняемую строевую песню. Выглядело это экзотично: около десяти человек (с ребятами из нового призыва), одетые в разнородные элементы военной формы, но чистые и подтянутые, поющие, кто как может… Та еще картина, без улыбки не вспоминаю.
Для кухни топили чистый снег, а летом ходили за водой на ручей ниже по склону.
Кормил нас повар Серега очень просто: суп с тушенкой, каша двух видов, хлеб, чай, компот и кофейный напиток. Ничего лишнего. Помню, на 8–10 человек положена была одна банка сгущенки или сахар в таком количестве, что о диабете можно было не беспокоиться. Но для начала 90-х такое питание было еще не самым худшим, положенные нормы выдерживались, голодным у нас никто не был. Иногда я по возвращении из увольнения разнообразил стол пирогами, вареньем, которые готовила мама, поэтому меня с готовностью отправляли домой. Возвращался на сопку к своим друзьям всегда с радостью и иногда ловил себя на мысли, что в увольнении было скучно по сравнению с частью.
Бывало, мы, на ночь глядя, пока Серега спал, вскрывали ножом шкаф, в котором хранились особо ценные продукты питания – консервы, сахар, выдаваемые на неделю и устраивали пир без ограничения – съедали пару банок сгущенки с хлебом и чаем. Поутру разъяренный повар проклинал нас, требовал выдать участников пира. Хотя нам-то откуда знать, кто это? Он, очень ответственный человек, переживал за то, что день, а то и два рота останется без положенного продукта.
Еще я запомнил на всю жизнь вкус нашего хлеба – его, насколько можно было регулярно, поднимали пару раз в неделю. Хлеб среди прочего груза возили в холщевых мешках в кузове грузовика. Из-за этого легкий, но неистребимый запах солярки иногда сильнее, иногда слабее, сопровождал нашу еду.
Внутренняя стена столовой.
Левое окно всегда было закрыто, за ней склад продовольствия, правое окно – раздаточное из кухни. В столовой стояло 4 стола, вся рота помещалась за один раз. Справа некрашеная часть стены – сушилка. Там всегда кто-то оправдывал поговорку «солдат спит – служба идет». Если надо было найти кого-то, поиски начинали именно с нее).
Мылись в бане – списанном вагончике от военного оборудования – он стоял недалеко от природного резервуара с водой, который пересыхал только на несколько недель в году (тогда мыться спускались в военгородок на Старой Веселой). Недостаточно приспособленный, в сильные холода его топили целый день и мыться приходилось очень быстро, поскольку пока ты был в моечной, тапки в раздевалке примерзали к полу.
Отапливалась казарма углем, остальные помещения части – электричеством. На сопку вела линия электропередач, которая ни разу нас не подводила (а вот ЛЭП на самой вершине до большого купола однажды зимой сдуло). Кстати, часто ЛЭП служила в качестве навигатора, о чем расскажу позже. Уголь завозили летом, и мы по очереди ходили в наряд в кочегарку.
В казарме никогда не мерзли, поскольку в любой момент виновника похолодания призывали к ответу, да и засыпанная многометровым снегом, когда вид снежной стены изо всех окон становился единственным, она прекрасно держала тепло.
В общем, на 99% быт мы обеспечивали сами, прапорщик вмешивался только когда надо было провести парково-хозяйственный день (ПХД). Тогда вымывалась вся казарма, пол натирался толстым слоем пены и чистота после стояла невероятная. Ее, после вложенных усилий, все поддерживали безоговорочно.
Расположение казармы рядом со склоном. Хорошо тем, что защищена была от ветра, но засыпалась многометровым слоем снега. 2022 год.
Казарма стояла впритык к склону сопки на насыпи, толщину которой можно оценить по глубине оставшейся кочегарки. Из-за этого зимой она заметалась многометровой толщей снега. Если летом, для того чтобы попасть на чердак, надо было нести четырехметровую лестницу, то зимой пришлось бы копать глубокую яму.
Вход в казарму летом вровень с землей, зимой приходилось непросто откапывать, а формировать ход из несколько ступенек на двухметровую высоту. То же касалось и остальных построек.
После сильных снегопадов балки потолка угрожающе громко скрипели и прогибались. Тогда командир собирал нас с лопатами на крышу, и мы выносили кубометры снега, чтобы не быть заваленными и не лишиться жилья.
За кухней, где постоянно была включена электроплита, через открытую форточку выходил теплый воздух, отчего образовывался вертикальный туннель до десяти метров в высоту, иногда без выхода на поверхность, оканчивающийся тонким слоем ледяной корки. Мы гадали, что будет, если человек по незнанию провалится в него, но хорошо, что такого не случалось.
Рота «Магадан» расположена на вершине Марчеканской сопки высотой чуть более 700 метров. К ней вела дорога, летом ровная и широкая, зимой переметаемая многометровым слоем снега. Иногда зимой ее чистил бульдозер или наш «Урал» пробивал дорогу в снегу до самой части, но в основном большая часть ее или даже полностью она была не проходима для техники, и смены поднимались пешком. Вся дорога перемежается горизонтальными участками, поэтому легко было ориентироваться: «1-й подъем» – самый длинный, «2-й подъем» – самый короткий и крутой, «3-й подъем» – самый нудный, наверху «долина» и последний «4‑й подъем» вообще ни о чем, по сравнению с предыдущими.
Для нас большое значение имело то, до какого подъема или части его дошла машина с грузом, потому что остальной путь мы все таскали на себе.
Вид на часть. 2005 год.
В сильную метель смена не поднималась и тогда тем, кто был на дежурстве, приходилось работать еще сутки. Бывало и так, что метель продолжалась дольше. Тогда смена поднималась несмотря ни на что, а те, кто был наверху, оставались отдыхать в казарме на третьи сутки. Однажды я попал на такой подъем, возвращаясь из увольнения. Как я заметил в начале рассказа, линия ЛЭП в метель служила ориентиром. Видимость была пять-десять метров мы шли по пояс в снегу, не повторяя по памяти изгибы дороги, а строго под проводами от столба до столба. На некоторых участках снега было так много, что до проводов буквально можно было достать рукой. Иначе добраться было невозможно. Все понимали, что восхождение в сильную метель крайне опасно и держались вместе.
В такие дни в казарме было не протолкнуться, съедался весь недельный запас продуктов, рассчитанный только на срочников и дежурного офицера. Но было весело, царила неформальная атмосфера. Вообще, мы жили дружно и никаких склок или разборок не было. Хорошее было время.
Один из лейтенантов – Сергей был знатоком боевого самбо, по которому проводил с нами – срочниками тренировки. Для это требовалось пространство, которое мы организовывали сдвиганием к стенам кроватей в спальной части казармы. Получался вполне приличный по размерам спортзал. Все тренировки начинались нехотя, но к концу мы не отпускали его, требуя продолжения. Многое из того, чему он нас учил, я нашел лишь спустя много лет на просторах интернета, а для того времени информация по применению рукопашного боя была малодоступна, и мы ценили полученные от него знания. Запомнил главное, с чего он начинал – говорил, что если на вас напали и есть возможность убежать, то засуньте свое чувство достоинства куда подальше и бегите, а если нет, то… и тренировка начиналась.
Повар Серега, дизелист Саня, кодировщик Игорь, связист Серега. Сзади вход в казарму, по крышу занесенный снегом. 1995 год.
Между баней и большим куполом было стрельбище, где с нами лишь однажды провели огневую подготовку. Стреляли из пистолетов и автоматов. Из пулеметов, как мы ни просили, нам пострелять не дали. Кстати сказать, оружейная комната у нас была полностью заставлена легким стрелковым оружием. Особые чувства вызывал большой станковый пулемет, стоящий посредине оружейки.
Официально я был назначен оператором мобильной станции «П12», однако все время работал на «Обороне».
Автор на фоне «П12». 2007 год.
Однажды я чуть не заблудился, возвращаясь со смены от большого купола до казармы, хотя между ними всего полкилометра. Метель и снежная пыль вокруг скрыли все ориентиры и в какой-то момент я перестал понимать где нахожусь относительно построек, остановился, и только через десять минут в мгновенный просвет увидел вдали силовой кабель на колышке над поверхностью снега (опоры ЛЭП до «Обороны» к тому времени опрокинуло и засыпало снегом), по которому и сориентировался. Как оказалось, я сильно отклонился и уже шел в сторону бухты Светлой.
ЛЭП от трансформатора до большого купола однажды просто сдуло ураганным ветром, после чего в срочном порядке был проложен кабель, что я и нарисовал. Если бы не рисунок, то и не вспомнил бы об этом.
Пока заказывали и прокладывали кабель, станция работала от дизельного агрегата, расположенного рядом с ней. Вот мы тогда натаскались бочек с солярой! Их приходилось таскать от большой дизельной подстанции, поскольку в цистернах на «Обороне» дизтопливо оказалось летним и просто застыло в трубопроводах. В это время на усиление к нам был прикомандирован дизелист из другой части. Это был пример неприхотливости советского солдата: он пару раз в неделю приходил нормально поесть в казарму, раз в неделю в баню, а все остальное время жил безвылазно в техническом вагончике рядом с гудящей дизельной. Мы были совершенно спокойны за работу станции в аварийном режиме.
Я всегда сравниваю информацию о заграничных военных, которые якобы требуют особые условия по проживанию, организации быта и питанию. И точно знаю, что, по крайней мере, в наше время советскому солдату для войны надо было только немного еды, воды и много боеприпасов. И еще хорошие командиры. Все остальное неважно.
Получалось так, что зимой большую часть необходимых грузов для части: продукты, дизтопливо, оборудование наверх и ГСМ и бензин в бочках вниз мы таскали на себе. Надо было видеть, с каким усердием мы откапывали наш «Урал», если он застревал в снегу, чтобы поменьше тащить груз на себе, как подкидывали под колеса все, что могли найти поблизости, вплоть до верхней одежды.
Кто-то придумал облегчить нашу работу нехитрым приспособлением: сняли со списанного ЗИЛа капот, привязали к нему пару веревок и как бурлаки таскали грузы быстрее, больше и, что немаловажно, веселее. Конструкцию назвали «Мерседес». Это название настолько часто использовалось нами и так прочно вошло в лексикон части, что однажды на вопрос командования как мы доставим трехсот килограммовый электродвигатель на сопку, если грузовик даже первый подъем не может проехать, наш командир ответил, что на «Мерседесе» хоть и с трудом, но за день поднимем. После этого ему пришлось объяснять, что это за транспортное средство и как продукция немецкого автопрома оказалась у нас. Комичное несоответствие названия и приспособления.
Изредка станция выходила из строя по разным причинам. Наши офицеры успешно исправляли неполадки. Все запчасти по необходимости доставлялись самолетом и простоев почти не было. Но однажды сгорел электродвигатель вращения антенны главной станции весом 300 килограмм.
Случилось это зимой, когда дорога была почти полностью недоступна для «Урала». Получив двигатель в аэропорту, мы смогли доставить его на машине только до первого подъема. Дальше сгрузили его на «Мерседес», который был усовершенствован для этой задачи: веревки удлинили в 2 раза и увеличили их количество до четырех. Весь личный состав части от командира до кочегара (повара мы дальновидно оставили на приготовление обеда в двойном объеме) впряглись в наш «Мерседес». Меняясь каждые 100 метров, по глубокому снегу полдня мы поднимали этот двигатель. Одни утаптывали тропинку, другие тащили. Веселье через край. Если первый час все шутили, прикалывались друг над другом, смеялись, сравнивая себя с разными тягловыми животными, то в конце пути через 5 часов подъема шутки как-то поутихли, а в конце миссии все были полуживыми от нагрузок. Через сутки двигатель смонтировали и станция вновь стала на дежурство.
Однажды, когда дорога была полностью заметена, к нам в часть поднялся то ли турист, то ли рыбак на «Буране». Не то, чтобы мы не знали о существовании снегоходов, но тогда это была редкость и мы размечтались, что если бы у нас был такой, то как легко было бы в наших условиях перемещать грузы. Организовали фотосессию с редким в наших краях экземпляром техники. Интересно, что со временем объекты на заднем плане приковывают большее внимание, чем на переднем.
На «Буране» гостя. Слева наверху станция «П12», купол «Оборона», справа от него дизельная и цистерны с топливом. Слева от снегохода вагончик с имуществом, справа – ЗИЛ-131, по крышу занесенные снегом. 1995 год.
На «Буране» гостя. Слева наверху станция «П12», купол «Оборона», справа от него дизельная и цистерны с топливом. Слева от снегохода вагончик с имуществом, справа – ЗИЛ-131, по крышу занесенные снегом. 1995 год.
Еще одно воспоминание о «Мерседесе». В прекрасный зимний день, когда до весны еще далеко, но безветренно и солнечно, а снежный наст как асфальт – ровный и твердый, мы всей ротой задумали покататься с горки. Со склоном у нас все нормально, а санки, само собой – «Мерседес». На дно капота кинули старые бушлаты, чтобы кататься с удобством, и поднялись сразу за казармой к малым куполам.
На фоне куполов оператор (автор) и дизелист Саня. 1995 год.
Уж не помню, сколько человек втиснулось на капот, кто сидел, кто стоял даже на одной ноге, а кому-то не хватило места и потом они не пожалели об этом. Первые двадцать метров не спуска, а полета все кричали от восторга, следующие десяток метров, по мере осознания происходящего, кто мог срочно покидали неуправляемый снаряд, а дальше уже с криком ужаса двое замешкавшихся с такой силой врезались в стенку туалета, что их выкинуло из капота, перевернуло и они еще пролетели через его крышу. Ну примерно так. Все, кто не вместился или успел выпрыгнуть, видели происходящее, а оставшимся было что рассказать. Спуск занял какие-то секунды, но обсуждений и воспоминаний о нем хватило до конца службы.
Внутри малого купола. Начало 2000-х годов.
Маленькие купола исчезли в середине 2000-х годов. Причиной стало то, что при вывозе оборудования из-за низкого бетонного фундамента пришлось сломать один сегмент в каждой конструкции, отчего ветрозащитные купола стали парусами. И даже при этом, с нарушенной конструкцией, они простояли еще несколько лет, но очередная метель разметала их по склону сопки, что хорошо видно из города и на спутниковых снимках.
Остатки «П34» на фоне «Обороны». 2022 год.
«Оборона» возведена на высоком фундаменте с большими воротами, поэтому саму конструкцию купола тогда не нарушили. Но время берет свое, постепенно стеклопластик разрушается.
«Оборона» изнутри. 2022 год.
Вообще, зрелище работающей станции было впечатляющее: все пространство купола занимала ажурная антенна, которая делала один оборот вокруг своей оси за три секунды. То же и на «П34», но меньше по размеру и вращалась быстрее. На «Высотомере» антенна качалась. Дополняли картину постоянный гул, запахи ГСМ, соляры, озона от работающей аппаратуры. Тогда, как и сейчас, под куполом можно было поэкспериментировать с эхом.
Внутри большого купола. Дизелист Саня на аппаратном вагончике. 1994 год.
Еще одно такое место было за антеннами «Дракона» в части связистов на противоположной сопке, но их недавно демонтировали. Там эффект эха был гораздо более впечатляющий, задержка ответа более одной секунды создавало полную иллюзию собеседника, повторяющего твои слова.
Должен сказать, что все мы понимали красоту панорамы, открывающейся из нашей части, равнодушных не было. Часто толстый слой тумана оставляет открытым только купола.
В такие моменты мы сидели на скамейках перед казармой, грелись на солнце в безветренном зное, пока город мерз на ветре и сырости с моря.
Красота и просторы, открывающиеся с Марчеканской сопки. 2022 год.
Нельзя не вспомнить «вагончик ФСБ». Так мы называли вагончик, который стоял ниже по склону слева от малых куполов. Понятия не имели, что было внутри, никогда не видели обслуживающий персонал. Точно знали, что при касании его обшивки, довольно чувствительно било током, в чем убедился каждый лично.
Кодировщик Игорь возле «вагончика ФСБ». Сзади бухта Гертнера. 1995 год.
На скале за казармой сохранилась надпись «ДМБ-85» (я все же склоняюсь к тому, что все-таки 85, а не 95), что косвенно подтверждает год постройки куполов, хотя военнослужащие, в том числе и строители, могли служить там гораздо раньше, ведь постройка дороги, инфраструктуры, сооружений, ЛЭП не могли занять менее двух лет.
Интересна та краска, которой сделана надпись. Как мне рассказали, со времени строительства части осталась большая бочка краски неопределенного грязно-розового цвета. Спустя несколько лет прапорщик, для того чтобы списать эту бочку, не придумал ничего лучше, как покрасить ею снаружи всю казарму и стоящие вокруг хозяйственные вагончики, туалет. Краску таким образом списали, но все покрашенное вызывало своим видом удивление и никак не вязалось с обликом военной части. Со временем все привыкли и цвет этот казался нормальным.
Надпись «ДМБ-85» (издалека видится 95) за стеной сгоревшей части казармы. 2003 год.
Рядом с одной из дорог недалеко от казармы торчит камень. Когда планировали территорию части, его почему-то не тронули. Однажды после очередного снегопада вездеходчик по свежему снегу немного отклонился от дороги и забуксовал над ним – «сел на пузо». Поскольку другой техники не было, водитель и все население части – от повара до командира испробовали все известные способы самостоятельно съехать, под гусеницы были подложены все предметы, что только можно было подсунуть под них, вокруг были ископаны целые траншеи. В итоге ценой неимоверных усилий вызволили из плена вездеход лишь на следующий день.
«Чертов палец» на обочине дороги. Слева наверху пункт управления. 2022 год.
Тогда командир части приговорил этот «чертов палец» к изъятию, как только сойдет снег. Позже эта затея была предпринята, его пытались выдернуть «Уралом», обвязав веревками, но то ли плохо пытались, то ли это на самом деле оказалось не под силу без спецтехники, но знаменательный камень до сих пор на своем месте и когда я бываю на сопке, то всегда вспоминаю эту историю, рассказанную прапорщиком.
Прапорщик Земфир, старший лейтенант Владимир и автор около пункта управления. 1997 год.
Через пару лет мы с прапорщиком Земфиром (он в то время уже не служил там) пришли проведать свою часть.
Так совпало, что за несколько дней до этого сгорела казарма, можно сказать, что мы ходили по еще теплой площадке.
Недавно сгоревшая казарма. Слева беседка-курилка, справа от нее туалет. 1997 год.
В 50 метрах от казармы было огромное поле ГСМ с сотнями бочек. Когда часть ликвидировали, то в бухту Нагаева зашел военный корабль и бочки эти на внешней подвеске несколько дней перевозили вертолетом палубной авиации «Ка-27» на корабль. Может тогда и родилась легенда о том, что купола – это часть действующего на сопке аэродрома.
Остатки казармы и «Оборона». Перед казармой была большая площадка с сотнями бочек ГСМ, сейчас полностью заросла. 2022 год.
В то время часть считалась малодоступной и за весь срок моей службы до нас лишь пару раз доходили гражданские. Мы и сами ни разу не пользовались тропинкой в город, всегда ездили и ходили по дороге. Теперь через территорию проходит туристический маршрут. Все меняется…
Автор на пункте наблюдения. 1995 год.
Долго не решался вставлять в воспоминания снимки на фоне оборудования, но все же решил, что секретной информации не раскрою. Снимкам почти 30 лет, оборудование явно устарело (один пленочный кино-фотоаппарат над моей головой чего стоит), а функционал станции сейчас каждый может использовать с любого смартфона и приложения ФлайРадар. Ко времени постройки «Аэронавигации» на Марчекане все оборудование нашей части физически и морально устарели, так что расформирование в/ч № 0322, рота «Магадан» стало естественным итогом ее почти 15-летней истории.
Автор на боевом дежурстве. 1994 год.
Если у читателей есть информация или воспоминания о куполах на Марчеканской сопке, поделитесь ею в комментариях или напишите автору сайта, мне было бы очень интересно. Малая история не должна забываться.
Оригинал статьи: www.kolymastory.ru