Бродяга – это оскорбительное слово в нашем понятии. Это подлый человек, который потерял себя и всегда готов на всякие гадости. Но что значит таежный бродяга? Это человек, который имеет большую силу воли, никогда ничего не украдет, скорее отдаст свое. Если видит, что человек в беде, никогда не оставит его, всегда окажет возможную помощь. Это люди, которые не могут сидеть на одном месте. Они всегда стремятся на новое место, в тайгу, не считаясь ни с какими трудностями.
На маршруте. 30-е годы ХХ-го века.
Я знал одного такого таежного бродягу. Ему было лет 60. Сологуб Иван Борисович говорил на трех языках, по специальности механик. Работал на рудниках в Австралии, на Аляске, последнее время – в Охотске в Американской концессии. Услышал, что есть вновь открываемая Колыма, с Охотска до Колымы дошел в одиночку в 1931 году. Никогда не имел семьи, не употреблял алкоголь, не играл в карты.
Я его спрашивал: «Что, не мог найти по себе работу?». Он ответил: «Нет. В Австралии работал механиком на руднике, платили хорошо, переехал на Аляску, так же. Потом переехал в Охотск, работал в американском акционерном обществе, но услышал, что вновь открывается Колыма, оставил все и пришел». Я сказал: «Ты имеешь миллионы?». Он ответил: «Даже не имею своего угла, раньше выезжал на родину, там раздавал все свои сбережения своим и чужим. С Охотска выезжал, правда, не дальше Владивостока. Все сбережения раздавал там».
Вот такого стиля в нашей партии были таежные бродяги.
На Утиной. Цинга
Группа изыскателей. 30-е годы ХХ-го века.
После всех трудностей и переживаний в начале октября 1930 года мы прибыли к месту назначения – на речку Утиная (правый приток Колымы). Здесь уже были заморозки – 10–15 градусов мороза.
Поставили палатки, выгрузили свои пожитки и небольшое количество оставшихся продуктов. Мы были измученные и усталые, часть людей заболели цингой и не могли ходить. Заболел цингой и наш знаменитый Медведко Вася. У больных по телу пошли черные пятна, болели десны, расшатались зубы, есть было больно. Противоцинготных лекарств у нас и на прииске не было. Как обычно, лучшим лекарством против цинги были лук и чеснок, но об этом мы и мечтать не могли. Люди никого не упрекали, ни от кого ничего не требовали. Все больные и здоровые пили вместо чая крепкую стланиковую настойку. Она действительно помогала, когда ничего другого в тайге нет. На вкус настойка была горькой, когда пьешь, во рту все связывает и не чувствуешь болезни.
Если посмотреть на наш лагерь со стороны, то трудно было представить, что эти люди прошли тяжелый путь без отдыха, и многие больны, питались только галетами и консервами. И можно было принять нас за туристов, отдыхающих на берегу, и даже позавидовать, а почему? Люди, даже на самодельных костылях, были веселыми и жизнерадостными.
Был среди нас Мошкин Миша, поляк по национальности. При любых трудностях мог бросить все, но никогда не бросал скрипку. Очень любил играть таежные песни и другие романсы, понятные каждому из нас. На привале, как бы он ни устал, обязательно что-либо исполнял. Это был любимец и весельчак нашей партии. Были и такие, кто хорошо исполнял таежные песни. Никто не терял бодрости духа, люди большой силы воли.
Отдыхали мы на берегу Колымы два дня, оставили шесть человек, больных цингой, взяли с собой продуктов на 15 дней, необходимый инструмент, белье и так далее. На каждого получилось килограмм 20–30 груза. Снега было еще мало, всего 10–15 сантиметров. Прииск располагался в 25 километрах от нашего лагеря. Транспорта у нас для передвижения на прииск не было. На самом прииске была одна больная лошадь, которая еле ходила. Пришлось идти, до прииска мы дошли без всяких приключений за десять часов.
Подъезжая к прииску, мы надеялись, что нас встретят и подготовят теплую палатку, где за полтора месяца пути мы могли бы помыться и сменить белье. В пути этого сделать не могли, бачков у нас с собой не было, только шесть ведер. Многие из нас, как вышли из Магадана, у кого было крепкое белье – его не меняли, а у кого в пути порвалось – меняли запасным, бросая рваное. Верхнюю одежду и обувь чинили в пути.
На прииске нас не ждали и нашему прибытию не обрадовались, когда узнали, что запас продуктов у нас очень ограничен. Но встретили радушно, поселили в палатки, где уже были установлены печки и приготовлены дрова. Также приготовили в столовой ужин, чего мы полтора месяца не делали сами в пути. Постелей и кроватей не было, дали каждому по одной оленьей шкуре. Вместо одеял были свои фуфайки, но для нас это была благодать. На оленьей шкуре можно спать на снегу, на льду, холод она не пропускает.
Пробыли на прииске два дня, обмылись, побрились, подчинили одежду и обувь, но некоторые так и остались с бородами. Не захотели бриться, боясь спугнуть фарт, а что значит фарт? Это приискатели шли в тайгу, чтобы найти золото, а в то время уже было известно о богатом колымском золоте, но все так же знали, что оно просто так не дается, а надо иметь знания и быть фартовым.
Нам предложили партиями пойти по ключам, где была намечена зимняя шурфовочная работа. Как ни странно, но уже в пути мы, несмотря на то, что все были разными по возрасту, опыту и образованию, присмотрелись друг к другу, кто с кем сможет работать в тайге на тяжелых шурфовочных работах. Так что по пути уже комплектовались. Нас было восемь человек, в том числе и я.
ОРИГИНАЛ СТАТЬИ: WWW.KOLYMASTORY.RU