Искусство – заразная «болезнь», но у некоторых на него есть иммунитет. У некоторых, но не у нашего гостя – художника Василия Нестеренко. Он и не скрывает, что неизлечимо болен искусством, так же как и любовью к Дальнему Востоку, Северу и Сибири.
Вопрос – ответ
– Василий Игоревич, как появилась идея создания серии картин «Рубежи России» (12+), именно она привела Вас в Магадан?
– Эта тема возникла 16 или 17 лет назад. Я всегда считал себя художником, певцом средней полосы России, пока не увидел Дальний Восток. Я сразу попал на Сахалин и на южные Курилы… На Охотское море. Проливы. Тихий океан. Я был настолько потрясен этой природой! Просто заразился. Ведь искусство – это, если хотите, заразная болезнь. У большинства людей – иммунитет. Вот сколько ты такого человека не заражай, он не заразится никогда. Многие излечиваются очень быстро. И только единицы заболевают на всю жизнь. Я вот так же в свое время заболел искусством, а потом заразился любовью к Дальнему Востоку, к Северу, Сибири.
И с тех пор каждый год один-два, а то и три раза я делаю такие путешествия, вылазки с этюдником по местам России. Это все – рубежи нашей Родины. Я уж побывал на Байкале, в Прибайкалье, в Саянах, в Якутии, у меня был конный переход по Алтаю, очень много работ сделано по Белухе, по Кучерле, по Телецкому озеру. Мы заходили на Эльбрус. Эльбрус – тоже наш рубеж, это прям граница с Грузией. У меня были три похода на Камчатку, где в достаточно суровых условиях обходили северные вулканы. Необыкновенно интересный поход на Шантары. Там надо ловить момент, поскольку снег уходит на очень короткое время. В этом году я, например, дважды был на Новой Земле. Это совершенно удивительные места. Они связаны с русской историей, в том числе и Магаданом. Любое место, что ни возьми, – это наши первопроходцы, путешественники, наша Родина. Пока она наша, пока мы не отдали ее, как Аляску в свое время. Кстати, Аляска тоже наша. У меня есть работы по Аляске, русской Америке.
У меня есть одна знакомая, Елена Морозова. С нее и началось. Потому что лучше всего знакомиться с регионом через людей, которые любят его. Лена постоянно посылала фотографии зимнего, летнего Магадана. Потрясающе, интересно. И мы спланировали поездку. Помешала пандемия, как всегда. И тут, значит, мои друзья-альпинисты собрались в Магадан, на Колыму, в Горы Больших порогов. Знаете, где это?
– Конечно. Мы тоже в этом году были.
– Если в Европе все названо – горы, холмы, перелески, ручейки, я уж не говорю про целые хребты… У нас – ничего, никаких названий. И вот один из смыслов похода в Горы Больших Порогов – дать название. Посмотрите, в наше время, XXI век, нет названий этим горам. Мы с сыном собрались и полетели в Магадан. К сожалению, с Еленой Морозовой в Магадане не пересеклись, ее не было, она уехала в отпуск. Это означает, что я еще не раз к вам приеду.
– Я узнал про «Рубежи России» во время выставки в Манеже в 2023 году (16+). Мы были в это время в Москве на книжной ярмарке «Красная площадь» (6+). Попал на Вашу выставку, был покорен. Вышел воодушевленный, с хорошим настроением, и жалел только, что было всего полтора часа, Манеж закрывался.
А уже в мае 2024 года, всего через год после Магадана, в выставочном зале Московской государственной картинной галереи Василия Нестеренко, которая располагается в «Домике Чехова» на Малой Дмитровке, открылась выставка «Охотоморье» (12+). Вы представили большое количество работ, написанных после поездки в сентябре на Колыму. Как Вам это удалось? Вы работаете очень быстро?
– Ну, как сказать, работа, картины – это как дети, они должны появиться на свет в нужный срок. Если ты не прошел весь срок, то и ребенок будет неполноценным. Каждая работа требует своего времени, учитывая достаточно большие размеры многих работ, мы сейчас говорим о серии «Охотоморье, Шантары, Магадан» (12+). Шантарская серия у меня была отложена, поскольку работы я делал уже потом, вместе с магаданскими.
Это близко по географии, Охотское море. Что касается нашего похода по Колыме, то нам не удалось пойти с альпинистами в район Больших порогов, потому что у них в середине сентября путешествие заканчивалось. А нам с сыном Иваном нужно было вернуться к первому сентября, к началу занятий. К Порогам был длинный переход. В результате Игорь Борисович Донцов, магаданский предприниматель и настоящий патриот Севера, забрал нас с собой. Мы посмотрели окрестности самого Магадана, побывали на острове Завьялова, были на полуострове Кони, а потом отправились на северо-восток области в район Пестрая Дресва. Там настоящая ривьера. Одна работа у меня так и называется «Магаданская ривьера» (12+). Потрясающе красивые места, имеющие фантастическую историю, порой и трагическую. Спасибо огромное Донцову. Игорь Борисович Донцов – один из тех людей, которые влюблены в свой край, в его природу, людей.
– Василий Игоревич, Вы сказали, что искусство – это заразная болезнь. Помните, кто Вас заразил этой болезнью?
– Я обратил внимание, что абсолютно все дети рисуют. И далеко не все поют и танцуют. Причем это касается всех детей, всех национальностей. Мальчиков, девочек. Но художниками становятся далеко не все. Наша семья оказалась в Москве. И я сначала попал в детскую художественную школу, а потом сдал экзамены в Московскую среднюю художественную школу. С этого момента началась моя профессиональная жизнь.
– Мне кажется, что ребенок в Вас остается и сейчас. Когда я вышел с выставки, то был в восторге, и всем рассказывал, что Нестеренко – настоящий ребенок, потому что в исторических работах «наши» всегда побеждают, даже когда гибнут, как это в трагической «Атаке мертвецов».
– Причем, кстати говоря, я частенько не изображаю врагов. Они мне неинтересны.
– Василий Игоревич, у Вас в картинах часто прослеживаются исторические темы. Расскажите, пожалуйста, как Вы выбираете эти сюжеты? С каким Вы знакомитесь материалом?
– Это всегда очень серьезное дело. Я подхожу очень вдумчиво, собираю максимум материала. Если говорить про «Атаку мертвецов», картина называется «Мы – русские, с нами Бог!» (16+), я перечитал все, что можно. Важен момент чувства меры. Если говорить об исторической живописи, об историческом искусстве, то есть много людей, которые занимаются только этим. Они занимаются реконструкцией. Историзм для меня не является самоцелью. Поэтому они с большой легкостью занимаются историей, например, французов, которые пришли к нам убивать и сожгли Москву. Цель моих исторических работ – это говорить о законах истории, о том, что нас волнует. Картину «Мы – русские!» (16+) я делал в 2015 году. Немцы целой дивизией ландвера в 8500 человек пошли на зачистку крепости Осовец. Крепость была немаленькая, но там в живых уже осталось мало людей. Немцы устроили газовую атаку, готовили зачистку. У каждого немца был противогаз и дубинка с тупыми гвоздями для добивания отравленных русских воинов, которых они надеялись увидеть корчившимися в хлорном дыму. Когда цепь ландверов подошла к укреплениям, ее неожиданно атаковали 57 оставшихся в живых солдат Землянского полка и гарнизона крепости Осовец. Воины шли вперед, выплевывая собственные легкие. Враг пришел в ужас, восемь с половиной тысяч немцев бежало от 57 русских бойцов. Как это?!
В газетах тех лет писали: «Вот вам и просвещенная Европа!», «каинов дым» и «дубинки для добивания отравленных русских воинов», «культурные варвары».
Конечно, то, что говорят политики, это важно. Но когда говорит художник языком истории, это звучит иначе. Иногда это действует больше, чем слово писателей или публицистов.
– Василий Игоревич, говоря о духовности, через какие визуальные приемы Вы ее передаете?
– Конечно, у живописи есть свой язык, который отличается от языка, например, поэзии или прозы, или театра. Например, на языке литературы можно написать несколько томов «Войны и мира» (16+) или «Тихого Дона» (18+). И будет показана вся история. А в живописи так нельзя. Необходимо найти один момент, через который должно быть показано все это событие, вся эпоха, если хотите. Это сложно. С другой стороны, для зрителя это проще, поскольку не нужно читать «Войну и мир» (16+). Достаточно одного взгляда. Только надо найти такой сюжет, через который можно было бы, например, показать всю эпоху. Это сложный момент.
У церковной живописи есть свой язык, который имеет свои законы, которые очень сильно отличаются от литературы, от музыки. И необходимо этим языком владеть или, по крайней мере, знать об этом.
Например, ты рисуешь человека. Ведь мы же воспринимаем человека в движении. Его лицо. Почему мы не всегда довольны нашими фотографиями, изображениями? Потому что выхватывается момент, а человек – живой. А в отдельном моменте его бывает и не узнать.
Вот так же и с историческими событиями. Представляете, насколько это увеличивает сложность для художника? С другой стороны, это легкость для зрителя. Особенно в наше время, когда никто ничего не читает, тем более объемный роман «Война и мир» (16+). В этом смысле, конечно, живопись намного легче для восприятия.
– Вы часто создаете натюрморты, изображая внутри полотен другие картины, помещенные в убранство комнаты. При этом у Вас в этих натюрмортах всегда очень характерные, яркие персонажи, полководцы, мореплаватели.
На картине «Письмо недругам России» (16+), посвященной Сирии, Вы показываете конкретных людей, которых Вы захотели запечатлеть, оставить в памяти навечно?
– Мой исторический натюрморт, как правило, сложносочиненный. Это может быть картина в картине, открытое окно, пейзаж. Это не картина, это – открытое окно. Мне близка идея дополнительных композиционных элементов, которые усиливают идейное звучание той или иной темы.
Что касается сирийской темы, то здесь иное. Это перекличка с картиной Репина «Запорожцы пишут письмо турецкому султану» (12+). Я, кстати, не первый, кто эту тему взял. Я не повторяю композицию Репина. Она сделана по мотивам Репинской картины, но абсолютно новая. Хотя какие-то отсылки есть. Я хотел сделать картину о современной российской армии. И где, как не в Сирии, я подумал, это можно увидеть. Я предпринял творческую поездку в Сирию на войну. Увидел много интересных людей. Изображал конкретно их, но специально чуть-чуть менял: стопроцентных портретов делать нельзя. Думаю, они себя узнают. Узнают даже те, кто там не был. Часто такое, знаете, у меня с картинами. Бывает люди приходят, говорят: «Спасибо, ты меня изобразил». И хотя я впервые в жизни вижу этих людей, говорю: «Конечно, пожалуйста».
– Василий Игоревич, Вы в одном интервью упоминали, что искусство должно объединять народы. Сейчас Вы сказали, что литература не так популярна, не читают «Войну и мир» (16+), но Ваши картины берут на себя эту образовательную функцию. А вот, что касается художника, какая на Ваш взгляд у него сегодня в обществе роль, функция?
– Художники бывают очень разные. И те, которые берут на себя какую-то роль, это просто единицы. Народ развращается. Я считаю, что художник – это не просто некая профессия. Творчество – это трибуна. Чем отличается русское искусство, например, от европейского в большей степени? Тем, что для нашего искусства всегда было много идейных вопросов. Взять, например, «Боярыню Морозову» (12+). Насколько сильное духовное звучание. Уже первый взгляд на картину заставит подойти, рассмотреть ее и выяснить, что же здесь изображено. К этому надо стремиться. Это и есть главная задача для художника, мне кажется. Это очень сложно, таких авторов немного.
– Василий Игоревич, хочу спросить о Вашем очень крупном проекте, росписи в Главном храме Вооруженных Сил Российской Федерации. Вы там создали образы, которые интегрируют и историю, и религию. Расскажите, пожалуйста, лично для Вас, какие аспекты этого проекта были наиболее важными? Я читал, что там очень много скрытых символов. Например, купол – 19 метров 45 сантиметров.
– 1945 – это диаметр главного купола в сантиметрах. Но что касается моих мозаик, то там все символы не скрыты, а открыты. Это церковная тематика однозначно, но о многих вещах разговор пошел впервые. Что я имею ввиду? Например, Храм Христа Спасителя был построен в честь победы над Наполеоном. В Храме Христа Спасителя нет ни одного живописного сюжета, который бы говорил об этой войне. А Храм Вооруженных Сил посвящен войне. В нем очень много сюжетов связано с войной. Кстати, одна из моих, я считаю, главных побед в этом храме заключается в том, что инициатор строительства храма Сергей Кужугетович Шойгу сначала хотел, чтобы храм посвящен был только Великой Отечественной войне. Мне же удалось расширить тему Великой Отечественной войны до всех войн, которые произошли после крещения Руси при Владимире, до Великой Отечественной и после Великой Отечественной. И все это в церковном прочтении. Нужно было в какой-то степени создавать новый язык для того, чтобы говорить на эту тему. Конечно, я основывался на иконах и росписях, которые были сделаны в XIX, в начале XX века, в XXI веке. Но многие вещи, конечно, приходилось придумывать специально для этого храма. При этом изображения должны оставаться каноничными. Многие вещи вообще были сказаны впервые. Ну, например, было явление Богородицы в Сталинграде 11 ноября 1942 года. Об этом были тысячи свидетельств как с нашей, так и с немецкой стороны. Но мы впервые это показали в виде мозаики. Например, было два явления Богородицы в период Курской битвы. Это вообще единственное сражение в российской истории, когда Богородица являлась дважды – 4 июля и 12 июля. Немножко в разных видах. 4 июля в битве при Понырях Богородица явилась в виде Нерушимой стены, руки воздев. А 12 июля перед Прохоровским сражением она изображена, указывающей рукой на запад.
Тема Богородицы проходит через весь Храм. Например, Владимирская икона спасает Русь от нашествия Тамерлана. Тихвинская икона Божией Матери спасает Москву в 1941 году.
Один из самых сложных моментов был, как изобразить Великую Отечественную войну. Как ее изобразить церковным языком? Кого изобразить? У нас очень много героев, всех не изобразить. Александр Матросов? Но у нас 400 человек, которые подобно Александру Матросову, закрыли амбразуру.
Поэтому тема Великой Отечественной войны объединена в цикл из шести монументальных сюжетов под общим названием «Реквием» (12+). Это серия мозаик на западной стене, где можно это делать в православном храме, а сверху – святые покровители нашего воинства. Люди, которые изображены, неважно, кто этот человек, православный, мусульманин, атеист, каждый отдал свою жизнь за други своя. И тем самым он – сын этого моря, моря героев, пожертвовавших самым дорогим для России, для своей Родины.
При всей каноничности в этом храме есть русские сюжеты, где церковным языком рассказывается о нашей богатой военной истории. Этот храм с мозаиками, я считаю, великий храм нашей эпохи; он и открывался в тот момент, когда закрывался храм в Стамбуле, из-за которого на Руси приняли христианство. Это храм Софии в Стамбуле, в Константинополе. Его превратили в мечеть и закрыли. То есть еще раз весь мир увидел, что Москва – это Третий Рим, что мы и есть главная не только православная, но и христианская страна во всем мире.
– Василий Игоревич, кажется, за последнее время ни одно архитектурное сооружение не вызывало в обществе таких дискуссий и так его не поляризировало.
– Когда мы храм заканчивали, действительно, был какой-то нездоровый интерес у всех СМИ, в том числе западных. Почти 100 % из противников и критиков Главного Храма Вооруженных Сил там не были. Они по картинкам смотрят. А то и картинок не видели. Но было еще хуже: в стране была эпоха, когда многие храмы разрушили. Хрущев говорил: «Я вам скоро покажу последнего попа». Куда эти люди делись? Никуда. Они вокруг нас. Как привить к ним за один день любовь к пониманию Христа? Они как раз и являются противниками, которые говорят, что этот храм похож на ядерную ракету. Послушайте, вы видели ядерную ракету? Каждый год в нашей стране на параде 9 Мая везут ядерные ракеты. В чем сходство? Как можно сравнивать? А те люди, кто интересуется, понимают, причем, повторю, что это касается не только православных людей, но и мусульман и неверующих, сомневающихся, но которые относятся вдумчиво к своей истории. Люди приходят в этот храм, удивляются, там остаются надолго.
Считаю, что это одна из моих побед, что Храм Вооруженных Сил – самый посещаемый храм России. Бывают дни, когда через храм проходит более десяти тысяч человек. И не все из них верующие. Но все уходят с особым чувством благодарения, уважения к своей истории, к религии.
А кто эти критики? Я всем западным СМИ говорил, что скоро вы будете благодарить Россию за то, что мы единственные являемся хранителями христианских ценностей. Сейчас Европа стремительно их теряет, а мы поддерживаем. То есть мы за то, чтобы было христианство в Европе, в Париже, в Риме, везде. Вы же еще будете благодарить нас, что мы тут сохраняем эти остатки европейской культуры. Вот что важно. И мы это делаем, потому что мы воспитаны на этих принципах. Вопросы это более сложные, чем может показаться на первый взгляд.
– Вопрос от предыдущего нашего гостя, кандидата биологических наук Тараса Сипко, который приезжал на Колыму разводить овцебыков, в частности, на острове Завьялова. Что полезного Вы сделали для Отечества?
– Я приношу пользу в большей степени как художник. Расписываю храмы по всему миру. Глядя на мое творчество, люди становятся лучше, где бы они ни жили: в Китае, в США, в Южной Америке… Я объездил весь мир и видел, как реагируют люди на мою работу. Люди становятся лучше. Это уже много.
У меня никогда не было хобби. Я считаю, что хобби – у тех людей, которые не очень довольны своей работой. Но то, что у меня появились «Рубежи России» (12+), в какой-то степени эти работы и есть мое хобби.
Как путешественник я стараюсь нести в мир нашу русскую культуру, мировоззрение, где бы ни был. Мне очень хочется, чтобы искусство сближало людей, народы. Еще Пушкин говорил, что настоящее искусство (это не точная цитата) – это, то, которое способствует улучшению нравов.
– Что у Вас осталось в памяти от Колымы, какие впечатления, встречи с людьми, события?
– Магадан и Колыма – это было прежде всего лагеря. Этот край не имел, кроме Охотска и нескольких крепостей по побережью, своей давней истории. Все это было связано с зонами, лагерями, мучениями. И вдруг ситуация в Магадане очень сильно изменилась. Она изменилась, когда был построен огромный храм Святой Троицы в центре Магадана. Этот храм изменил не только вид самого города. Город был одним, а с этим храмом стал совершенно другим. Я вам скажу, он изменил историю края. И всю жизнь.
– Какие у Вас будут пожелания для наших слушателей и читателей?
– Любить Магадан летом, зимой, ездить на лыжах. Как мне хвастались магаданцы: «Где еще в России такой устойчивый снежный покров до июня? Только у нас!». Любите свою природу, цените ее, свою историю. Вы очень мужественные люди, живущие в таких сложных условиях. Но от этого жизнь еще более интересна. Почему меня так тянет в эти места из Москвы? Потому что это здорово. А вы здесь живете. Иногда сложно оценить, когда что-то очень важное рядом. Необходимо «отойти» увидеть со стороны, издалека. Надо любить, ценить.
– Вопрос для следующего гостя?
– Была ли возможность оказаться один на один с природой, с водной стихией, в море, в шторм или в горах в непогоду, или еще где-то?